Свобода! Это слово не оставляет равнодушным никого. Под знамёнами борьбы за свободу творилась история человечества: развязывались войны, сверга­лись правительства, исчезали и появлялись государ­ства. Можно сказать, что стремление к свободе — это одно из условий динамичности истории. Человечество опытным путём пришло к мысли о необходимости реализации свободы в общественной и частной жиз­ни. Фундамент современного правового статуса чело­века был заложен в Европе документом «Декларация прав человека и гражданина», который был принят в послереволюционной Франции, в 1789 году. Несколь­кими годами позже подобный документ был принят в США — это так называемый «Билль о правах». С тех пор права человека входят в ядро конституционного права большинства государств. Надо признать, что Рос­сийская империя была далеко не в авангарде этого дви­жения, и только спустя 72 года после принятия «Деклара­ции прав человека и гражданина» Александр II отменил крепостное право.

Тема прав и свобод, можно сказать, была определя­ющей в философии права XX века, особенно в Запад­ной Европе и Америке, ну а в России после революции эти проблемы стали решать «оптом» и начали желез­ной рукой загонять человечество к счастью.

Благодаря тоталитарному режиму свободная жизнь западного мира становилась вожделенной, «железный занавес» странности западной реально­сти превращал в диковинки, рассказ о которых начи­нали выражением «представляешь, там, в Америке…». Дальше следовала экзотика вроде того, что первого открыто избранного политика-гея Харви Милка (он был убит) хоронили 30 тысяч человек, а потом жур­нал «Time» внёс Милка в список ста наиболее влия­тельных людей XX столетия. (Этот список офици­ально называется «Герои и иконы XX века». В одном «иконостасе» с Милком — всемирно известные поли­тики, учёные, Папа Римский Иоанн Павел II.)

Такие новости сначала вызывали удивление, потом иронию. И только относительно недавно традицион­ная часть общества начала понимать, что демократия как ограничение власти большинства для соблюде­ния прав меньшинства и демократия как соблюдение прав меньшинства — это совершенно разные вещи, и опасность заключается в том, что их часто пытаются отождествить, и довольно успешно. К слову сказать, именно вторую позицию отстаивают многие ведущие правозащитники, например, Сергей Адамович Кова­лёв. А ведь так можно стать гостем у себя дома…

Примеры этому уже есть, приведу два, на мой взгляд, самых ярких. Первый — Англия. История христианства на территории этой страны берёт начало ещё с доникейского пери­ода. И вот, после двух тысяч лет христианской истории, правительство Британии вдруг начи­нает активно отстаивать легитимность своего запрета на открытое ношение нательных кре­стов. Да, это необязательное требование хри­стианской веры, но как-то странно, что в хри­стианском государстве гей-символику открыто носить можно, а крест — нельзя!

Второй пример — Франция. Христианство на её земли пришло примерно тогда же, когда и в Англию. Сейчас Франция испытывает большие трудности с эмигрантами, исповедующими ис­лам. Частично эта проблема послужила причи­ной принятия закона, запрещающего ношение религиозной символики (в том числе и нательно­го креста) в государственных школах. Правда, не похоже, что 64% граждан-католиков скорбят по этому поводу. Но не это главная проблема фран­цузских христиан. Главную очертил Папа Иоанн Павел II. По традиции, Папа, по прибытии в какую- либо страну, ещё в аэропорту даёт первое интер­вью, где обычно произносится фраза, которая служит своего рода эпиграфом визита. Первыми словами понтифика в аэропорту Шарля де Голля была фраза: «Франция! Что ты сделала со своим крещением?». Фактически это означало, что эта страна, «старшая дочь Церкви», признана Папой нехристианским, неоязыческим регионом, зоной для открытой миссионерской работы католиче­ских проповедников. Будет неправильным, на мой взгляд, искать прямую причинно-следственную связь между изменениями, которые наступили в стране после революции, и укором Франции со стороны Папы. Это, скорее, пример того, чем за­канчивается идеологическая всеядность.

Подобные примеры, к сожалению, для хри­стианской Европы перестают быть исключением. Австрийская правозащитная организация «Архив документов о нетерпимости в отношении хри­стиан» подготовила документ, озаглавленный «Нетерпимость и дискриминация в отношении христиан в Европе в 2005-2010 годах». Этот до­кумент стал первым в своём роде в истории евро­пейского правозащитного движения. В нём идёт речь о многих различных случаях очевидных на­рушений прав христиан в Старом Свете.

Причину составители отчёта усматривают в «радикальном секуляризме и преувеличенной политкорректности». В документе говорится о нападениях на от­дельных христиан и христиан, участвовавших в массовых религиозных мероприятиях, об осквер­нении христианских кладбищ, об удалении хри­стианских символов из общественного простран­ства, об изгнании священников, отказывавшихся венчать однополые пары и наказании государ­ственных служащих за несогласие содействовать усыновлению такими «супругами» детей. Венские правозащитники считают дискриминацию хри­стиан Европы доказанным фактом, причём совер­шается она, по их мнению, «в самых разных аспек­тах и в широком спектре». Самый поверхностный анализ этого документа позволяет сделать вывод, что большинство случаев проявления христиано- фобии является результатом политической и за­конодательной поддержки меньшинств, которым в Европе уделяется повышенное внимание.

Проблема взаимоотношений христианства (пусть с натяжкой, но предположим, что оно пока в большинстве) и меньшинств, независимо от их признака, — не в свободе, не в демократии, а в искусственном противопоставлении их взгля­дов христианству, в нашем случае Православию. В Православии понятие «свобода» — одно из ба­зовых. Существует несколько уровней понима­ния этого термина, самый глубокий и важный из которых — понимание свободы как свободы от греха, ведь это — эталон абсолютной свободы, а все остальные смыслы архитектонически на него надстраиваются. Или не надстраиваются — если права человека реализуются через нарушение за­поведей Бога. Но это не значит, что прав челове­ка не существует. Если человек не представляет другого варианта реализации своей свободы, как, например, только через нетрадиционную сексу­альную ориентацию, то его по санкции Церкви в срубе сжигать не будут. В этом месте оппоненты, скорее всего, с ухмылкой заметят: «А ведь сжига­ли!» Да, сжигали. Правда, иногда сжигали не столь­ко инквизиторы, сколько государство их руками, но время расставило всё по своим местам, и исто­рия недвусмысленно показала, что прилагатель­ное «государственная» плохо сочетается с суще­ствительным «Церковь».

Похоже, сложнее будет разобраться с синони­мами слов газетного языка западной демократии, особенно такими, как «вторжение» (что в перево­де с политкорректного обозначает вооружённую интервенцию для расширения ареала обитания демократических ценностей), «вооружённый от­вет» (читай: ковровые бомбардировки), «первона­чальный взнос» (подкуп строптивых чиновников несговорчивого государства), «центр умиротво­рения» (концлагерь для пленных) и другими. Ощу­тимо осложняет классификацию этих терминов то, что главным действующим лицом всего этого демократического спектакля является совсем не армия, нет, а «миротворческий контингент».

Репник Д. Восток VS Запад. Мера свободы меньшинств// Академический летописец. Студенческий журнал Киевской духовной академии и семинарии. 2012. № 1 (10). с. 53-55.

просмотров (186)